Волчица кружила по лесу, пытаясь найти что-нибудь съедобное. Как назло, под конец зимы кролики стали совсем редкой добычей и почти не попадались ей. Но даже если волчице и удавалось наткнуться на длинноухого, то он обычно оказывался либо слишком проворным, чтобы слепая могла его поймать, либо настолько тощим, что им нельзя было бы накормить даже маленького волчонка. А голод с каждым днём всё сильнее скручивал внутренности чёрной волчицы, заставляя её проходить за день несколько десятков, а то и сотен миль ради того, чтобы найти хоть что-то, что могло бы сгодиться в пищу. Один раз Айлесс даже пробовала сунуться в деревню — и в итоге только невообразимая удача позволила ей уйти почти невредимой, а заодно и осознать, почему в подобных местах не стоит искать пропитания.
Может быть, потому, что традиционные для волков способы добычи еды для неё стали недоступны, за прошедшую зиму Айлесс пришлось научиться искать другие способы наполнить пустующий желудок. Волчица стала разорять птичьи гнёзда, расположенные достаточно низко, чтобы до них дотянуться. Заодно она узнала, что есть некоторые виды птиц, которые могут откладывать яйца в холодное время года. Это была очень ценная информация, потому что именно благодаря птичьим яйцам чёрной удалось не окочуриться этой зимой. Правда, когда было совсем туго, ей приходилось есть корни. В буквальном смысле. В первый раз это произошло оттого, что с голодухи чёрная почти потеряла рассудок. Но как позже оказалось, у некоторых растений корни были вполне съедобны. Правда, несколько раз Айлесс чуть не отравилась, но потом научилась разбираться в том, какие корни можно есть, а какие нет. Не мясо, конечно, но хоть что-то в желудке будет.
Несколькими часами назад волчица нашла два гнезда крачек. Это только раззадорило её аппетит, и Айлесс решила, что, раз ей так повезло, стоит поискать ещё. И вот сейчас её чуткий нос снова уловил запах, характерный для гнезда этой незадачливой птицы. Протиснувшись под широкие ветки куста, растущего почти у подножия дерева, чёрная волчица уткнулась носом в кладку. Яйца оказались ещё тёплыми и потому приятными на ощупь. Недолго думая, Айлесс с аппетитом раздавила первое яйцо и вылизала из скорлупок его содержимое, то же она проделала со вторым и с третьим. Вкус был просто восхитительным.
Пока Айлесс ела, на верхушке дерева, прямо над её головой, сидели хозяева разорённого гнезда. Птицы яростно кричали от горя, но не осмеливались садиться на куст, из-под которого торчал лохматый хвост разбойницы.

Увлечённая трапезой волчица не особенно прислушивалась к тому, что происходило вокруг. Тем более что из всех звуков были слышны только "тек-тек-тек" скачущих в бессильной ярости крачек и хруст поедаемых яиц. Однако в какой-то момент птицы перестали кричать, и Айлесс услышала хлопанье крыльев. Птицы улетали в спешке, как будто заметили опасность.
«Ну и чёрт с ними.»
И всё же беспокойство кольнуло чёрную, причем это было неожиданно для неё самой, и потому неприятно. Волчица никак не могла привыкнуть, что с некоторых пор её начали преследовать подобные эмоциональные «вспышки», когда ей, например, ни с того ни с сего хотелось бежать со всех лап, или же выбрать другое направление движения из-за вроде бы беспричинного чувства опасности. Поначалу Айлесс упорно игнорировала это, считая, что нужно твёрдо стоять лапами на земле, а не заставлять себя верить во всякую чепуху вроде предчувствий. И уж тем более не бросаться менять что-либо только из-за того, что ей что-то там почудилось. Только вот со временем волчица поняла, что делать там не только можно. Но и нужно: её предчувствия всегда оказывались верными.
Теперь Айлесс тоже ощутила сильное желание убраться отсюда, и не когда-нибудь, а прямо сейчас. Но она решила игнорировать его, так как в гнезде ещё осталось одно яйцо, а желудок настойчиво требовал уничтожить и его. Поэтому волчица продолжала есть, не обращая внимания на то, что с каждой секундой её шерсть всё сильнее становится дыбом.
Тогда к делу подключился её внутренний радар. Только тут чёрная наконец поняла, что очень близко от неё находится волк. Он крался, словно выслеживая добычу… в роли которой была она, Айлесс.
Чёрная замерла, боясь показывать, что заметила его присутствие. Машинально она продолжала облизывать скорлупу от последнего яйца, но всё её внимание теперь было приковано к тому, что делал волк.
«Зачем он крадётся? Охотится на меня? Неужели настолько оголодал?»
Ух-х, лучше бы эта мысль никогда не приходила ей в голову. Куда более правдоподобной казалась версия о том, что чёрная просто нарушила границу чьих-то владений.
«Но она же не украла у него добычу, зачем сразу нападать? Разве  что… Но нормальные волки не считают добычей птичьи яйца…»
Ещё один тревожный звоночек прервал ход её мыслей за секунду перед ем, как волк решил напасть. Айлесс мигом вылетела из кустов и помчалась наугад (да, к сожалению, тут нельзя было применить выражения «куда глаза глядят», потому что глаза волчицы уже давно не могли ни на что глядеть). Она слышала только стук лап преследователя по мёрзлой земле и — если только это не было игрой её воображения — его дыхание. Чувства самой волчицы обострились настолько, что она начала чувствовать не только препятствия, но и даже неровности почвы. Айлесс ловко огибала кусты и перепрыгивала препятствия  в виде попаленных деревьев или пней, которые ей было неохота оббегать. Вся это гонка с препятствиями происходила на приличной скорости (откуда только силы взялись?) и через некоторое время даже начала нравиться волчице… по крайней мере, до тех пор, пока она не вспомнила, что преследователь до сих пор висит у неё на хвосте.
«…и одна-единственная ошибка может отправить меня на клыки этому потенциальному каннибалу.»
Теперь уже все предчувствия заглушал её собственный страх. Более того, волчица уже начала уставать от этой беготни. Впереди находилась довольно широкая ложбинка, которую чёрная вряд ли бы смогла перепрыгнуть. К счастью, чувства подсказали Айлесс, что неподалёку находится ствол дерева, по которому можно добраться до другого края. Он находился на половину волчьего роста ниже основного уровня земли и примерно на четыре метра выше дна, однако Айс не побоялась на всей скорости спрыгнуть на него. Вот только из-за своей слепоты она не могла знать одного: ствол оказался мокрым и скользким, и при последующем неловком шаге от него отделился большой пласт коры, из-за чего Айлесс навернулась самым смешным (как это выглядело со стороны) образом. Её правая передняя лапа провалилась вниз, за ней съехали задние, и волчица ударилась нижней челюстью об дерево, едва не прикусив язык. Всё это произошло достаточно быстро, и так же быстро чёрная оказалась на раскисшей земле. На дне ложбинки журчал тоненький ручеёк, но Айлесс умудрилась упасть именно в него. Волчица поднялась, чувствуя, как её шерсть стала мокрой и липкой. Теперь она была перемазанная как чёрт, с прилипшими к шерсти раскисшими прошлогодними листьями. Упустив из внимания то, что всё равно ничего не видит. Айс по привычке наклонилась над ручьём, пытаясь понять, насколько смешно сейчас выглядит. При этом она совершенно забыла о преследователе и повернулась спиной к дереву, с которого только что упала.

Мда. Глупо было забывать об этом. Сейчас волчица в очередной раз смола убедиться в том, что никакие способности не могут заметить ей зрение. Короче, она ни черта не увидела в ручье. И самого ручья, кстати, тоже. Чего и следовало ожидать. Вместо всего этого были лишь смутные очертания окружения, по привычке нарисованные её же воображением: бревно над головой, скользкие стены ложбинки, деревья, растущие по их краям и видневшееся сквозь их ветки белое небо. Почему белое?
Через пару мгновений к этой картине прибавилась фигура волка, спрыгнувшего сверху и приземлившегося за её спиной. Айлесс подумала было о том, чтобы убежать, но тут же поняла, что её лапы сейчас вряд ли будут в состоянии выдержать ещё одну "гонку". Другие идеи разбежались, как тараканы, предоставив чёрной сидеть и дожидаться дальнейших действий волка. И надеяться, что всё обойдётся. В свете последних событий это безумное предположение, но усталость просто не оставляла выбора.
- Отдаю тебе должное, бегаешь ты хорошо. - начало, между прочим, прозвучало довольно зловеще. Однако волк тут же продолжил, как бы смягчая первое впечатление: - Конечно, и страх сыграл свою роль, но он не столь важен. Я тебя даже не догнал.
Поначалу Айлесс боялась, но после этих страх вмиг улетучился, вытесненный более сильным чувством. Ей стало противно. Может быть, год или два назад подобные слова могли бы обмануть её — но теперь волчица нутром чуяла, что тут попахивает ложью. По её меркам это было самым отвратительным, что можно было сделать в данной ситуации. Да и не только в этой, в вообще в любой.
«Вот врёт же. Зачем врёт?» - с отвращением подумала она.
Мозг тут же услужливо подкинул объяснение.
«Внимание усыпляет. Каннибал чёртов.»
- Ты только не убегай сейчас.
Этот осторожный тон, с которым произносились все его слова, начал раздражать её. Айс не знала, кто такие душевнобольные, но почему-то у неё было чувство, что именно таким тоном разговаривают с подобными… экземплярами.
- А зачем тогда было нападать?
Волчица не посчитала нужным полностью сдерживать раздражение, которое теперь прозвучало в голосе. Также она не посчитала нужным оборачиваться или хотя бы мельком взглянуть в сторону собеседника. Зачем? Что она там увидит? И даже если бы и могла увидеть, то точно не стала бы разглядывать того, кто только что врал ей и, очевидно, пытался как-то манипулировать. Возможно, если Айлесс поговорит с ним ещё немного (чего ей очень не хотелось делать), она сможет понять, с какой целью. А если удастся протянуть разговор достаточно долго, чтобы её силы восстановились, можно будет попытаться уйти.
«Лучше бы по-хорошему... но можно и по-плохому, если так не получится.»
Как она будет действовать во втором случае, Айлесс пока не представляла. И надеялась, что ей не придётся размышлять об этом.

- Мм, ты была на моей территории и я тебя согнал. Но теперь мы за ее пределами. Если ты не сбежишь, мы можем поговорить, но сомневаюсь, что у тебя есть такое желание.
Ты прогоняешь кого-то со своей территории, а потом пытаешься спокойно поговорить с ним?..
Логика. Логика. К чёрту логику. Почему нельзя было нормально поговорить там? Или в конце- концов можно было просто подойти, поздороваться и вежливо объяснить, что ей не положено находиться там, где она сейчас находится? Нет же, надо было сразу нападать. Почему, спрашивается? Она что, похожа на того, то может представлять опасность? Она, калека, для такого вот огромного волка? Ладно, предположим, можно принять во внимание то, что он просто не знал о том, что чёрная слепа. Но серьёзно… она что, похожа на того, кто станет со злым умыслом бродить по чужой территории, чтобы… чтобы что? Оттяпать добычу? Или ту же самую территорию?
Бред. Полнейший.
Вот за что Айлесс особенно не любила стайных — так это за их неподражаемую логику. В ней до сих пор горела обида на тех волков, которые грозились убить её, только за то, что она может снова появиться на их территории. Но скажите-ка пожалуйста, что она им могла сделать? Она, слепая? А те волки, по-видимому, решили, что может. А как иначе объяснить причину их действий? Чёрствость? Безжалостность? Кстати, почему бы и нет? Айлесс-то им по сути была никем. Так, всего лишь какая-то тощая волчица, которую они видели впервые в жизни. Она была бы бесполезна для стаи, так зачем же держать её у себя? И ведь вся ирония состояла в том, что Айлесс отлично знала, что некоторые вещи может «видеть» получше своих зрячих сородичей. Может быть, ей бы даже удалось доказать это, если бы они захотели её выслушать… если бы посчитали нужным.
Кстати. Почему вдруг её мысли переключились именно на стайных? Ведь об этом, кажется, не было сказано ни слова.
«Интуиция?»
Возможно… Нет, совершенно точно. Теперь Айлесс была почти твёрдо уверена в том, что эта мысль не случайна. Определённо, этот волк не мог быть одиночкой. Одиночки так не держатся за свои территории. Хотя… кто их знает. Судить-то она могла только по себе. А сама волчица по образу жизни была кочевницей. Ходила, искала пищу, перебираясь с места на место. Сколько лесов уже отмерили её лапы? Много. Столько, что волчица уже давно сбилась со счёта, а боль в лапах уже давно стала восприниматься как неотъемлемая часть жизни.
А вот этот… оседлый… всё ещё пытается наладить с ней «контакт». Зачем? Разве ему уже надоело общаться с волками из своей стаи? И при том что волчица нутром чуяла, что он что-то недоговаривает. Ладно, это уже его право — не отвечать на поставленный вопрос. Хотя с тем же успехом он мог бы вообще ничего не говорить.
Ну да, волк бы не сказал, а Айлесс бы начала раздражаться ещё больше. Хотя внутри всё и так кипело до предела. Возможно, потому что она уже успела смириться с одиночеством. У волчицы для этого было достаточно времени. А может быть, даже немного больше. Ровно настолько, чтобы научиться получать удовольствие от того, то что никто не раздражал её своим присутствием… хотя последнее выяснилось только сейчас. Разочаровавшись в сородичах и проведя в полном одиночестве несколько долгих месяцев, она разучилась общаться со всеми другими волками без исключения. Забыла, что нужно говорить при встрече, куда смотреть, как цепляться за те невидимые нити, которые тянулись к ней случайного собеседника. А что же осталось? Только колючки — невидимые, но крепко сидевшие в ней наподобие игл дикобраза. Айлесс даже не нужно было прилагать усилия со своей стороны, чтобы «выпустить» их и заставить раздражавшего её собеседника уйти под любым предлогом. Ей было уже как-то всё равно, что о ней подумают другие волки. Потому что именно на них, на сородичей, у неё до сих пор была обида. Пусть она даже и сидела глубоко внутри и была за гранью того, что можно рассмотреть и осознать — всё же это было достаточно сильное чувство, чтобы влиять на поведение чёрной даже спустя столько времени.
- Я Нимитито. - представился волк. Айлесс почувствовала неприятную тошноту где-то глубоко в глотке. Надо же, вот её собеседник назвал своё имя и надеялся на взаимность. Прямо как в маминой сказке. То ли он был слишком уж «простым» для стайного волка, либо же до сих пор верил во что-то… во что верят только молодые волчата, которые до сих пор не сталкивались с реальной жизнью. А ведь он вряд ли был младше Айлесс. Возможно, даже старше. И от этого волчица почувствовала что-то вроде зависти: значит, только у неё жизнь сложилась так, что появились причины быть причины не доверять сородичам?
Чёрная нарочито медленно повернулась и одарила собеседника ядовитым взглядом прищуренных голубых глаз.
- И? И что с того, что ты Нимитито?
Имя волка было не то чтобы странным… но подобного Айлесс точно никогда не слышала. Возможно. В разных местах могут давать разные имена — как по значению, так и по трудности произношения. Вот она — Айлесс… слепая. Знала ли мать об этом, когда нарекала свою дочь этим именем? Было ли это случайностью, предчувствием, или же намеренным проклятием? Волчица старалась об этом не думать. Но сейчас это значение снова всплыло в её памяти — и вызвало упрямое нежелание произносить своё проклятое имя.
- Можешь обозвать меня, как хочешь. - сказала она с почти хамской ухмылкой. - У меня всё равно нет имени.
Зачем она сказала последнюю фразу?.. Возможно, потому, что теперь в голову волчицы пришла неожиданна мысль. Ведь не она выбирала себе имя, а мать. Хотя какая разница, кто? Просто… Айлесс теперь ненавидела своё имя. И не желала этого скрывать, надеясь, что волк это поймёт и наконец начнёт бормотать что-то в оправдание того, что ему срочно нужно бежать.
Очень трудно быть в одиночестве и мечтать о разговоре с кем-нибудь. Но ещё труднее после, когда возвращаешься обратно в общество и обнаруживаешь, что просто не хочешь ни с кем общаться и стремишься поскорее растолкать всех своих собеседников, чтобы снова оказаться в одиночестве.